Живя с человеком всю свою жизнь, тебе кажется, что ты знаешь о нем все: характер, вкусы, раздражающие привычки, например, чавканье или привычка класть на булку слишком много варенья, чтобы потом оно стекало вниз прямо на скатерть. Среди целого досье, собранного на человека за 16 лет присутствует папка с пометкой "не трогать". Это больные места, включающие в себя неосуществлённые мечты, ошибки, элементы не всегда счастливого прошлого. Задевая проблемные темы, вы определённо попадёте в цель и несомненно сделаете больно. Можно считать это победой. Но принесёт ли вам удовлетворение то, что вы смогли задеть за живое самого родного человека?

Ты злишься и пускаешь в ход темы, которых не следует касаться, но обратного пути нет, а невидимые пули метят прямо "в яблочко".

Я бы назвала это "обратным прикосновением Мидаса". Вместо того, чтобы улучшать окружающий мир, превращать все в золото, я все порчу.

Но штука в том, что я бы не общалась со своими родителями, не будь они моими родителями. Я бы обходила стороной таких людей и старалась бы никогда с ними не контактировать. Но они мои родители, и это все меняет.

Очень странно, как абсолютно разным людям приходится налаживать отношения, приносяся в жертву миллионы нервных клеток и жизненных сил.
Мне чертовски неудобно за то, что я сейчас пишу и мне жаль, что я потеряла и продолжаю терять время, которого не так много в запасе.

Мне вспомнился вопрос из «что? где? когда?». Игрокам нужно было продолжить фразу «Жизнь - это шахматная партия...». В качестве подсказки знатокам принесли шахматную доску, на которой в произвольном порядке стояли фигуры: короли, пешки. Прозвучал сигнал гонга, и все фигуры сгребли вместе и положили в коробку. «Жизнь - это шахматная партия - по окончании которой и короли и простые пешки укладываются в один и тот же ящик». Знатоки не справились. К чему это я? А к тому, что жизнь жестока, но справедлива ко всем. В конце не остаётся ничего, только сожаления о том, что ты сделал или не сделал, и я знаю, что буду жалеть.  

Ностальгия

Я помню речку и старый мост. Сейчас от него ничего не осталось, только торчащие из воды деревянные столбы, которые раньше служили ему опорой.

Я помню глинистый песок, который застревал между пальцами, такой прохладный и мягкий. Еще долгое время он оставался на дне сумок.

Помню, мы всегда приезжали в июле. Свежий, летний воздух, словно купол накрывал город, изолируя его от остального мира с его сложностями и обязательствами.

Я помню бабушкину квартиру, где на полках старого советского буфета стояло много хрустальной посуды. Ее доставали, когда приезжали мы.

Я помню, как перед отъездом бабушка норовилась меня поцеловать, а я скукоживалась как ёжик, вырываясь из объятий.

Я помню черно-белые снимки. На них молодая бабушка, чем то похожая на Жаклин Кеннеди, только красивее, стоит рядом с офицером, а рядом двое мальчишек.

А что из того, что я помню, осталось? Два чемодана, привезённых из командировки в Германию, много хрустальной посуды, фотоальбомы. Чувство, что ты опоздал и на этот раз никаких «поздно» уже не будет. Одно сплошное «никогда».

Еще было много книг. Теперь их раскладывают по коробкам вместе с другими вещами. Исчезли все запахи. Убрали с полок посуду и куда-то дели мое детство.

Мне жаль, что я не могу уместить все это на бумаге. Мне жаль, что люди умирают, оборачиваясь в ничто... У меня есть претензии к мироустройству. Только я не знаю кому их высказывать.